Главный хранитель Третьяковской галереи раскрыла тайны московских музеев

- Екатерина Леонидовна, в связи с событиями, произошедшими в Эрмитаже, широко стали обсуждаться проблемы, возникающие в музейных фондохранилищах. Как оказалось, не все соответствуют современным требованиям. Насколько это относится к Третьяковской галерее?
- Третьяковская галерея находится в более выгодном положении, чем другие музеи. Наши старшие товарищи 20 лет назад приложили колоссальные усилия в постройке нового фондохранилища: был построен запасник, так называемый депозитарий. В те времена, как мне кажется, такого запасника не было ни у одного музея России. Проходят года, и наш замечательный запасник постепенно стареет. Сейчас ведутся работы по герметизации крыши, у нас, как вы знаете, везде крыши стеклянные, что при нашем климате тоже приносит определенные проблемы.

Коллекция галереи, насчитывающая более 140 тыс. единиц хранения, растет, что приводит к трудностям в работе - запасники стали тесными. Запасники есть не только на территории старой галереи, но и на Крымском валу, где расположилась коллекция искусства 20 века. Там тоже были предприняты определенные усилия по их усовершенствованию запасников: проведены большие работы, и сейчас мы можем сказать, что эти запасники нас вполне удовлетворяют. Но всегда есть, что и где доделать.

Нас очень волнуют и малые музеи. Более всего, музей Аполлинария Васнецова, потому что он находится в здании жилого дома. Две квартиры, расположенные одна напротив другой. Музей снабжен всеми необходимыми средствами защиты. Но в этом доме «поселился замечательный сосед». Мама какой-то из звезд модельного бизнеса, закупившая верхний этаж, постоянно все перестраивает и периодически заливает нас. Мы обращались с жалобами. Но, видимо, клиент настолько богат, что трогать его просто нельзя. Попытки как-то призвать владелицу последнего этажа к порядку ни чем не закончились. Причем нельзя сказать, что она как-то агрессивно настроена. Сначала зальет, потом сама же и исправит. Присылает рабочих. Но мы подозреваем, все работы на верхнем этаже по перестройке внутренней планировки и закладке камина официально ни с кем не согласованы.

- Как должно быть обустроено современное фондохранилище?
- Как у нас. Музеи не в состоянии каждому отдельному хранителю предоставить свое хранилище. Это значит, что в одном хранилище могут находиться произведения, за сохранность которых отвечают несколько хранителей. Но главная проблема, как мы теперь видим, это воспитание верных музейному делу кадров. Возникшая проблема связана и с тем, что спрос порождает предложение.

Многим людям, а прежде всего, очень обеспеченным, понятно, что никакой банк, никакая чековая книжка не спасет от дефолта, колебаний курсов акций и валют. Вложить деньги можно и в произведения искусства, классическое искусство только дорожает в цене. Мы получаем сведения о том, как профессионально сейчас подбирают коллекции. Почти у каждого крупного олигарха, бизнесмена, представителя властных структур есть большая или маленькая, но своя коллекция. И, соответственно, вокруг этого бизнеса крутится масса подозрительных людей. Приходится соглашаться - эти настойчивость и искушение в каких-то случаях приносят свои плоды – совершаются кражи, изготавливаются подделки.

Понимаете, хищения в музейном мире ранее были очень редки. И в каждом случае это ЧП. Кражи из музея, как правило, не осуществлялись людьми, которые призваны по долгу службы хранить экспонаты. Это заставляет о многом подумать. Подумать о том, как можно максимально обезопасить музейные ценности от расхищения. Все должно быть оборудовано камерами видеонаблюдения, это первое чем нужно заняться. Установка во всех музеях камер - норма. И не только в Москве и Петербурге, но и в регионах, которые получили во владения бывшие помещичьи усадьбы, дворянские собрания, красивые особняки, которые не проектировались как музейные помещения.

- Да, ведь это еще одна проблема. Многие музеи находятся в старых зданиях, которые не пригодны для хранения.
- Мы ведь пережили очень серьезную реконструкцию. Затевая ее, рассчитывали на дополнительные экспозиционные площади. Павел Михайлович Третьяков переехал в уже готовый дом, он его перестраивал, строил, пристраивал новые помещения, иногда на весьма условном фундаменте. И дальнейшие пристройки после него делались не «на века».

Третьяковская галерея находится недалеко от реки, у нас довольно сложные плавающие грунты, периодически возникают проблемы с гидроизоляцией. Естественно при реконструкции в стены вмонтировали всю необходимую начинку, для обеспечения нужного температурно-влажностного режима. Дело в том, что до реконструкции у Третьяковской галереи воздухозаборные приспособления выходили прямо на улицу. Но при том загрязнении, которое существует в нашем городе, и сложном климате требовались существенные изменения. И для того, чтобы создать эти музейные «легкие», чтобы прогонять воздух через фильтр, необходимо было внедрить столько технических приспособлений, что они практически «съели» все пристроенные площади. Утолщили стены, пол и потолок. И в результате мы почти не увеличили экспозиционную площадь музея. Но зато у нас есть климат, есть система сигнализации.

- Борис Боярский на одной из пресс-конференций заметил, что если Эрмитаж будет проводить инвентаризацию по старинке, то все свои экспонаты переберет через 70 лет. Как обстоят дела в Третьяковской галерее?
- Понятно, что коллекция Эрмитажа огромна. И чем старше музей, тем сложнее и история его инвентарных книг. Нами за последние годы предпринимаются необходимые шаги по модернизации. Мы приступили к сканированию инвентарных книг. Сейчас никто не застрахован ни от теракта, ни от природных катаклизмов. Та инвентаризация, которая велась при Павле Михайловиче Третьякове, у которого было менее 2 тыс. живописных полотен, естественно давно и безнадежно устарела. Сейчас мы стараемся решать эту проблему на современном уровне.

Безопасность произведений - это качественные отсканированные изображения (создание такой имиджинговой системы - вполне дорогостоящий процесс). На ближайшем директорате мы как раз собираемся обсудить возможности нашего бюджета и просчитать, какие средства могут быть выделены для продолжения этой работы.

- Михаил Швыдкой высказал мнение, что надо разделить должность хранителя и научного работника. Как вы к этому относитесь?
- Это нонсенс. Хранитель должен знать и понимать, что он хранит, как же иначе он будет осознавать ценность, уникальность хранимого предмета? Именно хранитель становится главным знатоком того, что он хранит. Мы гордимся, что у нас есть специалисты по относительно «узким» темам - рисункам Репина, библейской графике Александра Иванова, по миниатюре, по очень современному искусству и т.п. Это люди, которые действительно могут выступать экспертами. Я думаю, что надо принять все меры по разъяснению музейщикам степени их ответственности. К тому же, кто, по-вашему, заметит подмену, если не хранитель. Ведь он обязан знать хранимую вещь лучше всех.

- И еще одна мысль, высказанная главой ФАКК. Он считает, что количество выставок надо сокращать и возвращаться к основной роли музеев: сохранению экспонатов.
- Соглашусь с этим мнением, количество выставок можно сократить. Я за то, чтобы выставки делать здесь, в России. Но для многих музеев выставочная деятельность за рубежом - это возможность заработать деньги, потому что музейный бюджет действительно недостаточен. Зарплата многих молодых, начинающих музейных сотрудников иногда меньше пенсии. На это жить нельзя. А для музея проблемы связаны не только с хорошей зарплатой сотрудников, но и с ремонтом крыши, поддержанием музейного оборудования на должном уровне. Мы просто вынуждены прибегать к пресловутой зарубежной выставочной деятельности, посылая наши произведения на выставки и получая за это денежную компенсацию. Конечно, эти объемы должны и могут быть сокращены.

После перестройки музеи получили право самостоятельной деятельности, сейчас Министерство культуры имеет свой выставочный план, который отражает аспекты международного культурного сотрудничества. Но когда выставки начинают сыпаться как из дырявого мешка, это не способствует нормальной работе хранителя и отдела учета.

- Расцениваете ли вы случившееся в Эрмитаже, как закономерное явление, связанное с массой проблем в музеях или для Вас это по-прежнему чрезвычайное происшествие.
- Конечно, это страшное и чрезвычайное происшествие. Все музейные сотрудники пережили очень сложный сплав эмоций: от надежды, что все скоро найдут, и не может быть, чтобы столько экспонатов пропало из хранения, до отчаяния. Главное, чтобы не началась «кампанейщина», что-то вроде «охоты на ведьм». В музейном мире работает огромное количество честных, порядочных и благородных людей, которые трудятся не за страх, а за совесть. И надо дать им возможность дальше трудиться, а государство должно помочь наладить процесс на должном уровне.

У нас, кстати, действующая музейная инструкция – 1984 г. Новую все никак не утвердят, а прежняя стала, простите за каламбур, музейной редкостью. Чтобы потом можно было спросить по всей строгости, надо сначала обеспечить нормальные условия для работы музея. И запасники оборудовать по последнему слову техники. И иметь все необходимые технические средства защиты. Мы обсуждали возможность внедрения чипов, которые можно прикреплять к произведениям, но операция по «наклейке» одного чипа стоит около $140. Учитывая размеры коллекции, деньги требуются немалые и их сейчас нет. Значит надо принимать какие-то другие адекватные меры. Мы понимаем, что, по большому счету, замок - от честных людей, а вор всегда найдет лазейку.

Сейчас в министерстве культуры посоветовали нам наносить краской инвентари прямо на холст, а на графику - чернилами. Понимаете, с помощью современных химических технологий все можно свести, можно передублировать, заклеить, отклеить и т. д. Но искать защиту надо в систематизации, очень четком описании коллекции сопровождаемом, очень четким изображением экспонатом. Кстати, в Эрмитаж и вернули именно те экспонаты, фотографии которых имелись в наличии и были вывешены на сайт. Пользуясь случаем, я хотела бы выразить благодарность, всем тем, кто вернул произведения, поняв, что приобрел краденное. Это - поступок.